Днепровский

Одним из хештегов экспедиции «Россия сквозь века» был тег #неПоЭтапу. Идея была в том, что маршрут в Магадан не должен ассоциироваться со страшными образами кандалов, лагерей и зеками, а прежде всего с удивительно красивой природой Колымского края. Я пропагандировал и продолжу пропагандировать туристическую составляющую маршрута до Магадана и в целом по Колыме, рассказывать о том что поезда в эти края безопасна и интересна, что сейчас тут нет лагерей на каждом повороте дороги. Но невозможно строить будущее, вычеркивая прошлое. Несмотря ни на что, нельзя забывать тех страшных времен сталинских репрессий и Гулага (Дальлага в данном случае). Особенно страшно становится когда попадаешь в эти места и вживую видишь огороженные колючей проволокой лагеря, остатки деревянных бараков и сохранившиеся вышки часовых. Именно в одном из таких мест я побывал – эти места намного страшнее и отчетливее врезаются в память чем любые экспозиции в музеях. Еще в Магадане мы посетили экспозицию краеведческого музея. О ней я напишу отдельно, также как и о «Маски скорби» и музей внутри скульптуры. Около памятника на склоне горы стоят огромные бетонные блоки с названием лагерей ГУЛАГа на Колыме: Мальдяк, Серпантинка, Днепровский, Кинжал, Бутыгычаг, Хениканджа, Джелгала, Каньон, Маглаг, Эльген, Северный. Ниже карта границ Дальлага и управлений лагерей в период 1930-1950г.

В остатки одного из таких лагерей под названием «Днепровский» мне удалось попасть. Он находится примерно в 300 км от Магадана почти рядом с федеральной трассой «Колыма». От трассы до него всего 20 километров проходимой на любом внедорожнике дороги.

Никаких указателей нет – около речки с совсем не подходящим к этому месту названием «Веселая» отходит грунтовка.

Дорога вьется между гор, пересекает несколько ручейков по пути.

Заблудиться сложно – дороги хорошо сохраняются многие годы.

Минут 40 езды и вот я остановился перед остатками рудника.

Рудник Днепровский был организован летом 1941 г., работал с перерывом до 1955 г и добывал олово. Основной рабочей силой Днепровского являлись заключенные, осужденные по различным статьям уголовного кодекса ,в основном по 58й: власовцы, бендеровцы, полицаи, ССовцы. Но в том числе были и «политические». Днепровский был оловянным рудником. Рудник и обогатительная фабрика был подчинен Береговому лагерю (Берлаг, Особый лагерь №5, Особлаг Дальстроя). Рудник был организован летом 1941 года и работал с перерывами до 1955. Основной рабочей силой были заключенные по уголовным статьям, но при этом были и репрессированные по так называемым политическим. В сети я нашел рассказ одного из заключенных этого лагеря, писателя Пётра Зигмундовича Деманта. Он был обвинен в шпионаже (статья 58), прошел ряд колымских лагерей и с 1949 года он работал маркшейдером (горный инженер) на «Днепровском».  В сети очень много отчетов о Днепровском, в которых вместо комментариев отрывки из его повести. Это не случайно - он в мельчайших подробностях описал и сам "Днепровский" и его суроввые будни. Я тоже использую отрывки из его повести «Зекамерон XX века»: «Спуск пологий и гораздо короче подъема. После первого поворота открывается вид на ту сторону, но он отнюдь не вызывает нашего восторга: почти голая, с осыпью и большими снежниками сопка — мы попали в высокогорный район.» Мелькают бараки дорожников с бульдозером под навесом, добротный свежесрубленный мост через реку, потом второй через ее приток, и вдруг долина широко распахивается, впереди вырастает целый комплекс построек, в котором выделяется башня с наклонным крытым подъемником — обогатительная фабрика.

Видны несколько «гражданских» домиков и десятка два расположенных двумя ровными рядами бараков, окруженных колючей проволокой с вышками по углам — очередной лагерь уголовников, как мы узнали позже. «Бульдозеров тут много, этих проклятых тачек не видать ни одной. Нет, не хочется обратно! Я останусь. Так я получаю прописку на «Днепровском», в одиннадцатом отделении Берлага.»

Вот и меня еще на подъезде к лагерю встретила колючая проволока на покосившихся столбах.

Но что меня сильно поразило, так то что проволока почти как новая, и главное по прежнему очень острая.

То тут о там навалены горы добытой руды.

«Название свое «Днепровский» получил по имени ключа — одного из притоков Нереги. Официально «Днепровский» называется прииском, хотя основной процент его продукции дают рудные участки, где добывают олово. Большая зона лагеря раскинулась у подножия очень высокой сопки. Между немногими старыми бараками стоят длинные зеленые палатки, чуть повыше белеют срубы новых строений. За санчастью несколько зеков в синих спецовках копают внушительные ямы под изолятор. Столовая же разместилась в полусгнившем, ушедшем в землю бараке. Нас поселили во втором бараке, расположенном над другими, недалеко от старой вышки. Я устраиваюсь на сквозных верхних нарах, против окна. За вид отсюда на горы со скалистыми вершинами, зеленую долину и речку с водопадиком пришлось бы втридорога платить где-нибудь в Швейцарии. Но здесь мы получаем это удовольствие бесплатно, так нам, по крайней мере, представляется. Мы еще не ведаем, что, вопреки общепринятому лагерному правилу, вознаграждением за наш труд будут баланда да черпак каши — все заработанное нами отберет управление Береговых лагерей.»

Остатки штольни. Вход идет горизонтально земле...

Зайти внутрь страшно, все еле еле держится . На земле..лед

Бункер с эстакадой .

Всего было шесть промбриборов. От сюда руда засыпалась в тачки и доставлялась до пром прибора.

Работа шла в 2 смены, по 12 часов без выходных. Обед - 0.5 литров супа (вода с капустой). 200 грамм каши овсянки и 300 грамм хлеба. Я был сосем один в этом месте и несмотря на красивый закат, было очень неуютно.

По ущелью гулял ветер и временами шевелил неприбыитые доски, которые издавали легкое поскрипывание.

Это этого становилось еще страшнее.

Еще немного из воспоминаний Деманта: «Днепровский» не был новым местом. Во время войны здесь находился рудный участок прииска «Хета», расположенного на трассе в тридцати километрах. Когда в сорок четвертом году олово для государства оказалось менее важным, чем золото, участок закрыли, бараки скоро пришли в негодность, дороги позарастали травой и только в сорок девятом горные выработки расконсервировали и стали вдобавок вскрывать полигоны, чтобы промывать оловянный камень на приборах. В долине работало восемь промывочных приборов. Смонтировали их быстро, только последний, восьмой, стал действовать лишь перед концом сезона. На вскрытом полигоне бульдозер толкал «пески» в глубокий бункер, оттуда по транспортерной ленте они поднимались к скрубберу — большой железной вращающейся бочке со множеством дыр и толстыми штырями внутри для измельчения поступающей смеси из камней, грязи, воды и металла. Крупные камни вылетали в отвал — нарастающую горку отмытой гальки, а мелкие частицы с потоком воды, которую подавал насос, попадали в длинную наклонную колодку, мощенную колосниками, под которыми лежали полосы сукна. Оловянный камень и песок оседали на сукне, а земля и камушки вылетали сзади из колодки. Потом осевшие шлихи собирали и снова промывали — добыча касситерита происходила по схеме золотодобычи, но, естественно, по количеству олова попадалось несоизмеримо больше.

Недалеко от въезда сохранившееся здание. Судя по печке внутри, баня.

Проехал по дороге вверх по ущелью, вид с коптера.

 

На противоположном склоне горы видно несколько штолен. Вот пот такой конструкции, называемой "Бремсберг", руда из шурфа  спускалась вниз с сопки. . 

Порода с оловом отбиралась, а пустая отбрасывалась. Вся гора засыпана извлечённой породой.

Не совсем понятная для меня конструкция. В сети пишут про лифт из штольни, но под ней нет даже никаких следов от штольни. 

Хотел зайти в бараки, но они в очень плачевном состоянии.

Страшно куда то провалится или что что-то упадет на голову. Но самое неприятно это чувство внутри… прям не хотелось идти. В итоге лишь походил по округе. Наткнулся на какую то старую упаковку от чего. Слова разобрать не смог, лишь «партия».

Еще немного цитат из книги Деманта: «Особенно много трудов потребовала крыша «штаба» — конторы лагерного управления. Каждый зек обязан был сдавать пустые консервные банки — задание довольно простое, ибо вся Колыма со времени войны, когда снабжение было исключительно американским, была завалена ими. Невероятное количество банок валялось вдоль трассы, в поселке, за фабрикой и лагерем. Из разогнутой жести клепали большие листы, на каждый из которых требовалось несколько десятков, а то и сотен банок. И многие десятки таких листов были уложены на стропила тридцатиметрового строения. Невозможно и представить, сколько на эту кровлю было затрачено человеческих сил!»

Доехал до конца дороги. Насколько я понимаю, раньше она заворачивала за сопку на другой участок. На склоне горы до сих пор стоит покосившееся вышка.

Карьер — маленькое искусственное ущелье над дорогой. Руда здесь очень бедная оловом, но пока нет лучшей (новые шахты еще не выдают «пески»), ее возят на обогатительную фабрику, которая должна чем-то питаться. «Кто из вас, ребята, давно на Колыме, понимает, что у нас не так плохо в сравнении с другими приисками. У нас сплошная механизация, ни одной тачки, «старики», наверно, сумеют это оценить по достоинству. Завтра пустим скрепер на карьере второго участка, носилки свое отслужили! Со стороны прииска постараемся прибавить питание, махорка тоже будет.» «На следующий день действительно в карьере поставили скрепер — зубчатый ковш на стальном тросе, загребавший взорванные камни, песок и щебенку. Бригаду носильщиков перевели в шахту, там вручную бурили шпуры — то же самое как в шурфе, только еще тяжелее, потому что приходилось бить горизонтально. Временами ломался скрепер, тогда опять таскали носилками… А через неделю сбежал Батюта со своей группой, и режим ужесточился.» ….

Уже был поздний вечер, пора было вставать на ночевку. Места вдоль дороги в целом неплохие, и деревья и ручей. Но как то очень не хотелось останавливаться здесь.

В итоге вернулся на трассу и поехал дальше.

Никогда нельзя забывать этих страшных страниц истории. И главное нельзя допустить повторения.

Продолжение следует.